5

– Да уж, приключеньице из ряда вон, – заключил Муллиган. – Морская пехота может гордиться вами.

– На нашем месте вы поступили бы так же, – ответил я комплиментом на комплимент.

– Благодарю, Флай, – отозвался сержант.

Арлин тем временем решила передохнуть от воспоминаний и заодно от нашего общества. Она зашла в океан и боролась с волнами. Я прикрыл глаза от яркого солнца и наблюдал за ее отточенными движениями. Приятно видеть, как она находит своей силе и мирное применение, чтобы получать удовольствие, а не только чтобы валить демонов. Океан манил к себе и меня. Муллиган не возражал.

Наблюдая за тем, как Арлин шныряет меж волн, словно дельфин, я в сотый раз удивился тому, как мы до сих пор умудрились остаться в живых и оказаться там, куда еще не добралась смерть. После купания в океане из инопланетной крови я снова чувствовал прохладу океана. Пока вода ласкала мое тело, я нашел на себе царапины, порезы и ссадины, о которых не подозревал раньше. Плавание напрягало те мышцы, которые нечасто использовались в бою. Я чувствовал себя по-настоящему живым. Арлин резвилась как дитя, плескалась водой в мою сторону и предлагала догнать ее. Я ответил тем же, бросившись вперед так быстро, что ее лодыжка оказалась в моих руках до того, как она успела уплыть.

Кто бы мог подумать, что у моей приятельницы, у моего боевого товарища, которая могла дать фору любому другому морпеху, такие маленькие чувствительные ножки! Не то, что у других моих знакомых. Адмирал мог состряпать плакат Второй Мировой, с фотографией Арлин и подписью: «Вот за кого мы боремся». Мы были солдатами в битве, которая могла стать последней для людской цивилизации, но мне нравилось видеть человеческое лицо, напоминавшее мне, за что я сражаюсь.

Мы продолжали плескаться, а я находил поводы снова и снова дотронуться до гладкой кожи моей подруги. И все-таки что-то между нами изменилось, когда их с Альбертом пути пересеклись.

Я не собирался вставать между ними. Ровно как держался подальше от Арлин и Додда, пока ее парень против своей воли не пополнил ряды ходячих мертвецов. Они с Альбертом заслуживали того шанса на счастье, за который цеплялись. Мы были морпехами. Нам не нужно было вызываться добровольцами на самоубийственные задания – мы были назначены на них по умолчанию.

Отдых обещал быть недолгим. Взглянув на пляж, я увидел, что Муллиган выпил свое пиво и возвратился в штаб. Он был не из тех людей, кто может загорать без дела.

– Который час? – спросила Арлин, останавливаясь только для того, чтобы брызнуть водой в мою сторону. Я поднял левую руку, хвастаясь своими новыми ударопрочными и водонепроницаемыми часами.

– Согласно самому точному времени ВМФ, сейчас поздний вечер.

– Время вечернего чая.

– Около того, – ответил я. – Сегодня неделя, как Альберту сняли повязки с глаз.

– Он еще надерет им задницы, – сказала Арлин неожиданно серьезным голосом, и я был полностью с ней согласен.

Ни один хренов демон своим удачно запущенным огненным шаром не мог ослепить нашего крупного приятеля – мормона. Я все еще злился из-за того, что при схожих обстоятельствах на Деймосе погиб Билл Ритч. К счастью, с людьми по имени Альберт пришельцам везло меньше. На задании в Лос-Анджелесе мы обошлись без потерь. Черт возьми, мы спасли даже Кена Эстеса, который сам ничем не мог себе помочь. Доктора велели ему соблюдать постельный режим и одели его в пижаму, вместо того, чтобы завернуть в бинты, словно мумию. Он снова мог говорить. Настоящее чудо. Теперь очередь Альберта.

– Флай, – позвала Арлин, подплывая поближе.

– Да?

– Ты классный парень, – сказала она и чмокнула меня в щеку.

– Что на тебя нашло? – спросил я.

– Ты заботишься об Альберте, – сказала моя подруга чуть тише. – И о Джилл. И о Кене.

Я встряхнул головой.

– Давай не будем об этом. Неужели ты не можешь просто расслабиться в...

Она прикрыла ладонью мой рот.

– Ты не просто морпех, который может только подчиняться приказам. Скоро в мире останутся лишь те люди, которые смогут пожертвовать любимыми, если это поможет остановить захватчиков. А еще мы можем заботиться друг о друге.

– Ты забываешь про гражданских, – холодно произнес я.

Арлин поплыла к берегу, но почти сразу обернулась, наблюдая за кругами на воде.

– Гражданских больше нет, Флай. Каждый выживший в этой войне теперь солдат наравне с остальными.

Я не стал продолжать. В конце концов, она не сказала, что все стали морпехами. Я мог согласиться с тем, что все земные формы жизни будут сражаться на передовой по зову долга. Вся планета стала одной большой передовой. Улегшись на спину на волнах, я обдумывал слова Арлин. Солнечная жара и водяная прохлада убаюкивали меня. В прошлом месяце у нас было совсем немного и того, и другого. Всю свою жизнь я был отличным пловцом, но никогда не рисковал засыпать в океане. Было бы забавно, если бы парень, одолевший огромных пауков и паровых демонов, утонул совсем рядом со своим верным товарищем.

Я поплыл к берегу, где Арлин уже ждала меня, показывая куда-то за моей спиной. Я огляделся. На мгновение мне показалось, что она наблюдает за облаком, которое заприметил адмирал чуть раньше, но оно исчезло. Девушку интересовал черный плавник, появившийся за сотню метров от нас.

– А вот и кое-кто для твоей земной армии, – сказал я. В тот момент мне показалось, что там плыла акула.

– Как думаешь, мы когда-нибудь приучим Джилл к морской пище? – спросила моя подруга.

– Сомневаюсь. Кстати о Джилл: пойдем проведаем ее.

 

Мне скучно. Мне одиноко. Я думала, что на Гавайях будут мои сверстники, но все, кого я встречаю, либо слишком взрослые, либо маленькие дети. Некоторые из них даже не зовут меня по имени, просто «подросток».

Прежде всего, они постоянно суетятся по пустякам. Адмирал выдал мне медаль. Настоящих медалей было очень мало, поэтому моей наградой стала старая гольфийская ленточка, которую адмирал выиграл много лет назад. Но она много значила для него, и я была польщена. Я чувствовала себя не в своей тарелке, когда все смотрели на меня, но отчасти это было и хорошо. Раздражало только то, что после этого никто не будет обращать внимания на мой возраст.

Кроме доктора Форреста Экермана. Он похож на сумасшедшего, но всегда был добр со мной.

– Ты гений, – не уставал он повторять. – Мне приятно общаться с гением.

Он выглядел как Винсент Прайс из старого ужастика, с такими же маленькими опрятными усами. Я не помнила ничего из того фильма, кроме доктора, который называл себя экспертом по монстрам.

– Пусть другие зовут их «врагами», – говорил он, подмигивая мне. – Им удобно пользоваться таким устаревшим определением. Слово «враг» относится скорее к чему-то человеческому. В этой войне перед нами возникли новые начала и возможности. Мы – борцы с монстрами.

Я понятия не имела, что он подразумевает под «началами» и «возможностями», но он хотя бы не смотрел на меня сверху вниз.

На базе была дюжина мест, куда меня могли устроить, но я выбрала работу с Экерманом по одной простой причине: мне были интересны его исследования и я многое могла для него сделать.

Я была не против того, что он интересуется мной, ведь я хотела стать его ассистенткой. Но мне не нравилось, как он спрашивал меня о других людях. Альберт, Флай и Арлин принесли достаточно военных игрушек, чтобы заниматься ими. Кен восстанавливал силы в госпитале. Когда бы я ни приходила к нему поговорить, он быстро уставал.

– У Кена тоже есть все задатки гения, – с улыбкой сказал Экерман.

– По крайней мере, теперь у него развязаны руки.

– Ты о чем?

– Пошутить попыталась. Он был похож на мумию, когда мы увидели его в поезде. Когда я смотрю на него сейчас, он вызывает у меня ассоциации с... мумиями.

– Да, конечно, – ответил доктор. – Вы стоили той жертвы, что принесли остальные.

– Они поступили очень смело.

– Типичные экземпляры, – буркнул доктор себе под нос.

От людей, который говорят сами с собой, порой можно услышать много интересного.

– Что вы имеете в виду? – спросила я.

Он поднял глаза от своей доски и посмотрел на меня через толстые стекла очков в черной оправе.

– Извини. Я слишком много времени провожу в лаборатории. Я только хотел сказать, что если человечество хочет выжить, мы должны оберегать всех наших гениев.

Меня называли гением с самого детства. Иногда мне это надоедало.

– А кто по-вашему гений? – задала я вопрос Экерману. Он ответил сразу, нисколько не задумываясь.

– Кто-то, кто соображает лучше своего соседа.

– Тогда на свете очень много гениев.

Доктор улыбнулся.

– Не будь такой самоуверенной, или я не покажу тебе свою коллекцию.

Мне всегда было непросто замолчать в нужный момент.

– Откуда вам знать, насколько кто умен?

Он по-отцовски тронул меня за плечо. Я не считала это чем-то плохим – он просто не мог знать, что мне не нужен был отец.

– Джилл, военные пишут характеристики. Иногда мне кажется, что это все, в чем они действительно преуспели. Если у твоих военных друзей есть признаки выдающегося ума, мы бы знали.

– Я думала, многие характеристики были потеряны во время вторжения.

Он засмеялся, но не так, будто одобрил шутку.

– Тебе надо было стать юристом.

– Нет уж, спасибо.

– На этой базе есть подробные характеристики на военных, составленные спецслужбами еще до Судного дня.

– Судного дня?

– Так мы называем первый день вторжения. Но я заметил, что ты хочешь сменить тему разговора. Ты гений, Джилл. Возможно, тебе будет интересно, что твоя фамилия, Лавлейс, такая же, как и у Августы Лавлейс, английского математика, которую называют первым в мире программистом.

Потрясающе, сколько интересных мелочей знал Экерман. Пока он говорил, я следовала за ним в самую большую лабораторию, которую когда-либо видела: подземный склад, который Экерману разрешили превратить в свой собственный мирок.

Мне хотелось уйти от темы моих друзей. То, как он говорил о них, заставляло меня чувствовать себя некомфортно. Они вроде как игнорировали меня в последнее время. Я не хотела предавать их, даже когда сильно злилась на это. Я не была крысой. Кроме того, может, они просто дают мне время побыть одной. Арлин упоминала, что иногда мои причуды серьезно раздражают окружающих.

А почему бы и нет? Когда Арлин и Альберт были вместе, им не нужен был никто третий, даже Флай. Они с Арлин были как брат и сестра. Когда я впервые встретила их, мне казалось, что их дружба может перерасти во что-то большее. Но я быстро поняла, что этому не бывать.

Я принимала в расчет то, что могу открыться Флаю, и тогда он увидел бы во мне не только умника-компьютерщика. Но торопиться не стоило. Никто не мог заставить меня почувствовать себя ребенком быстрее, чем Флай Таггарт.

– Меня не волнует, что человечество практически уничтожено, – сказал он мне, когда я позволила ему увидеть себя, пока одевалась – или раздевалась, уже не помню.

– У меня есть свои правила, – сказал он. – Мои личные нормы поведения. Ребенок твоего возраста наверное даже не задумывается о подобных вещах. Брось эту затею.

Он сказал бы много чего еще, но я выпроводила его. К счастью для него, его персональные нормы поведения были точно такими же, как и у всех остальных взрослых. Он называл это принципом «ваших действий», или ВД для краткости.

Флай ничем не отличался от других взрослых, которых я знала, кроме разве что способности метко стрелять. Зрелый человек говорит мне, что я наверное и не задумываюсь о чем-то. Как обыденно! По крайней мере доктор Экерман так со мной не поступал. Но я была уверена, что не хочу стучать ему на моих друзей – морпехов. Я не хотела говорить ему, что думаю, что Флай скорее будет палить из плазменной винтовки, чем полюбит кого-нибудь. Мое мнение – не Экермана дело. Я не хотела, чтобы док знал, что я скорее стану ученым, нежели морпехом. В принципе, я не скрывала этого. Никогда, никогда не хотела бы стать морпехом. Ненавижу короткие стрижки.