14

Я отлично вижу в лунном свете и поэтому предпочитаю темноту. Если я вижу их, значит, и они видят меня. Когда я смотрю в глаза минотавру, то вспоминаю, как умерла моя жена. Ее убила одна из этих тварей. Мы с женой дружили семьями. На ее похороны пришло много народу. Места по соседству от нас тогда еще не были зоной боевых действий. Ее поймали на заброшенной территории, где уже давно не ступала нога человека. С тех пор я называю ее территорией миссис Идальго.

Мы не говорили родителям о том, что собираемся развестись. Мы оба выросли в крепких католических семьях и поэтому решили повременить с таким разговором. А потом один из демонов воплотил в жизнь нашу свадебную клятву – ту ее часть, где мы клялись быть вместе до конца своих дней. В конце концов, она меня ненавидела. Это была та разновидность ненависти, которая приходит на смену всепоглощающей любви. Все стало так плохо, что я боялся даже взглянуть на нее.

Я нес дозор около DCX-2004, дожидаясь нашей команды пилотов. Подходящее время для честного разговора с самим собой. Полковник Хукер не понимал, что за стена выросла между мной и моей женой. Я никогда не говорил ему, что какое-то время хотел покончить с собой. Гордиться тут нечем: мысли о самоубийстве возникли у меня до того, как минотавр прикончил ее. Не покинули они меня и после. Каждый, кто пришел на похороны, ощущал боль, которой не чувствовал я. Все они решили, что я посвящу оставшуюся жизнь мести за любимую женщину. Морпех должен чувствовать себя как дома в мире боли и страданий. У него нет личных проблем, которые нельзя решить, схватив в руки М92 и вымещая агрессию в бою за дядю Сэма. Ага, конечно. Si. Только вот моя специальность – уничтожать врага, который может стрелять мне в ответ. Я не был готов к тому, что моя жена сделает аборт. До того момента я и не подозревал, как она возненавидела семейную жизнь с морпехом. Она сказала, что преданность Корпусу для меня важнее любви к ней и что я бы относился к нашему сыну так же, как и к ней самой.

Я даже не знал о сыне, пока она не сделала аборт. Тогда я заглянул ей в глаза с такой ненавистью, которой никогда не испытывал ни к одному человеческому существу, только к дьяволам из космоса. В тот момент я чувствовал себя виноватым перед всеми врагами, которых когда-то уничтожил. Была мысль прикончить ее, я даже начал разрабатывать такой план. А потом прилетели монстры, и наши личные проблемы пришлось на время отложить. Я ушел на войну, а она сидела дома и ждала, когда минотавр сделает из нее тако под соусом.

Интересный выбор времени. Если бы она сделала аборт после начала вторжения и сказала мне, что не хочет, чтобы ее ребенок жил в аду на Земле, я был бы расстроен, но смог бы ее простить. Нет же, она выбрала просто ужасное время. Ужасное для нее самой, разумеется. Меня вызвали сразу после нашего разговора, и я долгое время не мог понять, насколько на самом деле отдалился от нее.

На миссии по уничтожению арахнатронов умереть мне хотелось лишь немного. Да к черту это название, оно для ученых и рапортов. Мы называли их малышами-пауками. Себя мы звали отрядом Оркин. Мы проделали большую работу по их уничтожению.

Когда я вернулся домой и наконец поговорил с женой, марсианское поле битвы показалось мне пикником на природе. Она вылила на меня целый ушат феминистского дерьма. Я отвечал, что ее слишком избаловали в детстве и она не знала, что значит настоящая боль. У меня просто крышу снесло. Ей моя враждебность пришлась не по нраву.

А потом я увидел в ней такие черты характера, которые поразили меня до глубины души. Когда ты многие годы женат на ком-то, думаешь, что знаешь о человеке все. У меня никогда не было причин подозревать ее в таких мыслях, пока она не высказала мне все в лицо: оказывается, я просто лузер по сравнению с англо-американцами! Она утверждала, что я никудышный латинос. Можно подумать, она сама идеальна.

Я никогда столько не размышлял о своей этнической принадлежности, даже когда был подростком. Старался не заострять на этом внимание. Порой меня веселило, что американские СМИ всегда представляют главные проблемы городов как борьбу черных и белых, будто цвет имеет хоть какое-то значение. Сейчас у нас появились новые цвета, вызывающие беспокойство – яркие краски вздувающихся вен и складок кожи захватчиков. Дьяволов.

Разумеется, у меня были расовые предрассудки. Я приехал в Америку как нелегальный иммигрант. Мне не нужно было благополучие, но и ждать вечно я тоже не мог. Я приехал в Америку за мечтой. Устроился на работу, поступил в колледж, встретил молодого юриста, которая разделяла мои взгляды. Ее звали Пэт Хоин, и она стала моим первым американским другом. Она порекомендовала мне воспользоваться периодической амнистией, когда каждый нелегальный иммигрант может получить законное право жить на этой земле. Так я и поступил.

Она считала, что я чересчур горжусь собой. Отчасти она была права. Несмотря на то, что мое детство прошло в Мехико, я вырос в гордой испанской семье. Мой отец очень хотел, чтобы я женился на «достойной девушке», он даже помог мне переехать из родительского дома. Подумать только, как все может повернуться. В конце концов он принял мою жену. А она оказалась волком в овечьей шкуре.

Когда я последний раз видел Риту, мы спорили обо всем и ни о чем. После того, как тема моих эмоциональных недостатков была исчерпана, стены дома огласил мой космический храп. Ей не удалось убедить меня, что мой храп похож на армию мертвецов, шагающих через старое общественное кладбище.

Так или иначе, это была последняя капля. Когда после я протянул руку, чтобы дотронуться до нее, она закричала, чтобы я никогда больше не делал этого без ее разрешения.

Я не стал продолжать перебранку, предоставив ей право следующего хода. Весь мир катится в тартарары, а мы не можем передохнуть от этой мыльной оперы. Когда я увидел ее лицо в открытом гробу – восстановлению подлежала только верхняя треть ее тела, но для любого гробовщика это была самая важная часть – я посмотрел на нее с таким суровым выражением лица, что ее сестра, неверно интерпретировав мои чувства, взяла меня за руку и прошептала:

– Ты переживешь этот ужас. Еще найдешь такую же женщину, как она.

Только военная выдержка помогла мне сдержаться и не захохотать в голос. Когда подошла очередь наших семей, мы по очереди поцеловали ее холодные губы. Это был первый раз за долгое время, когда мне понравилось ее целовать.

Сейчас я собираюсь вернуться к работе, спасать человечество и дальше. А почему бы и нет? Чем мы хуже этого большого минотавра со вздымающейся грудью, который храпит перед нами? Кажется, Таггарт и Сандерс называют их адскими принцами. Мозговитые парни из штаба окрестили их баронами ада.

Я узнаю минотавра, если увижу его. Погодите минутку. Я слышал, что и другие зовут его минотавром. Джилл, например. Она умная девчонка. Немного высокомерная и замкнутая, но оно и понятно, ведь ей всего четырнадцать. Мне она вроде как нравится. Она поразительно честна, из нее может получиться по-настоящему честная женщина. Все возможно. У нее было время попрощаться с друзьями. Если команда пилотов не появится, мы вряд ли выберемся отсюда живыми. В таком случае мы попытаемся спрятаться на одном из их кораблей – какой-никакой, но шанс выжить. Даже если команда пилотов к нам присоединится, шансы невелики, но так мы хоть на что-то можем надеяться.

Если мы доберемся до Фобоса, Таггарт, Сандерс и Галлатин станут уже моей головной болью. Я хотел бы другую команду. Об их боевых навыках я не беспокоюсь, тут все прекрасно. Но в их отношениях сложился странный треугольник. Сандерс и Галлатин без ума друг от друга. Надо быть слепым, чтобы этого не заметить. Загадка в том, как это воспринимает Таггарт.

Мне не надо соплей на задании. Именно поэтому я настолько строг и бескомпромиссен с ними. Хочу так завалить их работой, чтобы у них не оставалось времени на всякие шашни. Это не из-за того, что случилось с моей замечательной, любящей, верной женой. Уверен, что не из-за этого. Задание – вот что беспокоит меня. Беспокоит всех нас. Оно, черт возьми, слишком важно, чтобы какой-то томящийся от любви морпех все завалил. Какими бы скудными ни были наши шансы на успех, я должен с полной отдачей выполнять собственные обязательства.

Забавно. Как только я стал скатываться в пессимизм, в задании наметились подвижки. Моя бабушка верила в добрые знаки. Далеко впереди, освещенные лунным светом, члены команды пилотов на цыпочках пробирались мимо нашего спящего монстра.

Никогда не признаюсь Флаю, но в самом конце я чуть было не заплакала. Джилл наконец прекратила спорить. Она подошла ко мне и крепко-крепко меня обняла. После этого, не говоря ни слова, обняла Альберта и Флая. Я была поражена. Она стояла в проеме открытого люка спиной к нам, словно решаясь что-то сделать. Затем повернулась к нам и сказала:

– Я никогда вас не забуду.

После чего она сделала самую замечательную вещь в своей жизни: она отсалютовала нам.

Разумеется, никто из нас не салютовал в ответ. Мы все были запрограммированными роботами в обличье морпехов и не могли нарушать заложенные в наше сознание правила. Существуют правила, по которым лишь определенные люди в определенное время и при определенных обстоятельствах могут салютовать в ответ. Если Джилл всерьез приняла мой мимолетный комментарий по поводу присоединения к морпехам, она может заслужить право пройти тем же путем, что и мы, в конце концов пройдя через те же ритуалы. Может, она будет носить такую же стрижку морских пехотинцев, если заслужит это право. Как когда-то заслужила я.

– Спасибо, Джилл, – сказала я вместо ответного салюта. – Ты настоящий герой.

После этого бойкий подросток ушел из моей жизни, а на смену ему явилась новая группа персонажей. Идальго вскочил по ступенькам с выражением лица ребенка, который получил на Рождество все, о чем писал Санта Клаусу. В первый момент я даже не узнала его. Это был первый раз, когда я видела на его лице улыбку. Он улыбался как человек, который абсолютно уверен в успехе задания. На все сто.

Он привел к нам отличную команду, которая может управиться с кораблем. Одному Богу известно, как они сюда добрались. Никого из них я на Гавайях не видела. Когда я спросила их, откуда они, в ответ услышала самое ненавистное слово в английском языке: «засекречено».

Я не стала настаивать. Да я готова была хоть одежду им гладить, лишь бы это помогло общему делу. Они были одеты в совершенно новые летные костюмы, военные сапоги, жилеты, шлемы, перчатки… они выглядели намного круче нас. Хотела бы я знать, как у них это получилось. Улыбка Флая от уха до уха напомнила мне о нашем споре об удаче. Я никак не могла взять в толк, как он мог не верить в удачу, при этом умудрившись до сих пор остаться в живых. В тот момент, когда мы увидели, что все монстры на базе погружены в сон, я снова поверила в нее. Буду стараться находить хорошее там, где оно есть. Может, монстры чересчур расслаблены, если мы с такой легкостью проникли на базу. Это значит, что мы еще можем выиграть войну.

Женщина, стоявшая во главе команды, внушала доверие: капитан Диана Тэйлор. Пятидесятикилограммовая воительница с красивыми глазами орехового цвета. У меня было чувство, будто мы сторговались отдать молодого компьютерного гения, получив взамен взрослого пилота космического корабля. Я снова была не единственной девочкой в окружении парней. Меня радовал тот факт, что мужчины с огромным стажем тренировок ВМС за плечами подчиняются женщине-пилоту.

– Я неплохо разбираюсь в истории космических полетов, – капитан Тэйлор подходила на роль последнего члена нашей Большой Четверки. – Этот корабль – последнее поколение старого тяжелого транспортника DC-X1.

– Именно поэтому мы в них верим, – заключил Альберт.

– Так точно, – радостно повторила наш шкипер. Из нее бы вышел отличный учитель. – Топливо такое же, как и в первых моделях в две тысячи четвертом – старая-добрая перекись водорода.

Я хихикнула. Диана посмотрела прямо на меня и ответила на незаданный вопрос:

– Я надеялась, что смогу уложить прическу с его помощью.

Она позволила себе улыбку.

– Или мы можем заправить корабль гиперводкой, а из того, что осталось, сделать мартини. Но в любом случае больше всего мы будем рисковать при взлете.

– Почему это? – спросил Идальго, будто чего-то не понял.

Тэйлор указала на мониторы, на которых мы могли видеть Джилл, пробирающуюся навстречу спасению или смерти. Мы все еще могли видеть лежащих адских принцев и паровых демонов рядом с ней.

– Когда мы начнем процедуру запуска, – сказала капитан, – они все проснутся. И тогда самой важной задачей в нашей жизни будет взлететь так, чтобы корабль не разнесло на части.