6

- Ты не останешься равнодушна, Джилл, - пообещал доктор Экерман, ведя меня к массивному столу, накрытому огромным пластиковым листом. Для полного сходства со старыми фильмами здесь не хватало лишь гудящей и жужжащей машины.

- Их слишком много, чтобы пытаться победить их одной боевой мощью! - доктор был похож на председателя Совета Двенадцати у мормонов. Но он не собирался говорить о силе молитвы.

- После рассказанного твоими друзьями мы должны признать вероятность того, что монстры будут прибывать к нам до бесконечности. Эти биоконтейнеры, которые видели Таггарт и Сандерс...

- Это было до моей встречи с ними.

- Ты же знаешь, они рассказывали нам. Они видели эти контейнеры в космосе - на Деймосе, если точнее. Пришельцы могут штамповать свои клоны до бесконечности, адаптируя их, приспосабливая к нашим условиям. А теперь...

В Экермане был заложен большой актерский потенциал, и сейчас он разыгрывал свое представление для одного зрителя. С видом заправского волшебника он обеими руками схватил лист и сдернул его на пол.

По всему столу были разбросаны останки парового демона. Стол видимо был очень прочным, раз выдерживал их вес.

- Они не гниют? - ляпнула я первое, что пришло на ум.

- Естественным путем они не разлагаются. Зомби - те конечно гниют, ведь их тела состоят из человеческих тканей, - доктор достал откуда-то пару хирургических перчаток, надел их и осторожно дотронулся до красной стороны большой груди, лежащей в отдалении. Она была похожа на огромную жеваную жвачку.

- Они совсем не воняют, - заключила я.

- Ты права, не воняют. По крайней мере кибердемоны.

- Кто-кто?

- О, я забыл. Вы ведь зовете их как-то иначе?

- Паровые демоны.

- Да, точно. Мы стандартизируем терминологию для официальной правительственной науки. Еще у нас есть какодемоны.

- Это еще кто?

- Вы зовете их тыквами. Признаюсь, мне самому больше по душе это определение, навевает ассоциации с Хэллоуином. Но для официального названия не подходит.

- У вас здесь есть какодемоны?

Доктор покачал головой.

- Они быстро гниют, если начать их препарировать. Образцы для анализа, которые мы пытались взять, превращались в порошок на дне пробирки прежде чем мы могли что-то с ними сделать. А теперь скажи мне, Джилл, что ты думаешь о кибер... то есть, паровых демонах?

- «Кибердемон» звучит осмысленно, - согласилась я, тактично умолчав о том, с чем у меня ассоциируется слово «какодемон». – Железо так глубоко вшито в их тело…

- Механика не вшита в тела, - поправил меня доктор. – Смотри.

Он указал на руку, которая начиналась от плеча как плоть и заканчивалась ракетницей на месте ладони.

- Ни у руки, ни у ракетницы не видно четкого конца, но можно заметить поперечное сечение, соединяющее руку и оружие. Ты ведь его видишь, Джилл? Тебе не нужен для этого микроскоп.

В последний раз я была так близко к инопланетной твари когда спасала Кена в поезде, а Паучья Башка чуть не размазал меня по полу. Мне стало интересно, как Экерман назвал пауков. В любом случае, мне никогда не доводилось видеть на них линии соединения механики и органики.

- Поверить не могу, - протянула я.

- Ты видишь это своими глазами. Придется поверить.

Красный переходил в серебристо-серый постепенно, без четкого разделения. Ракетница выросла прямо из живой плоти.

- В самый раз для Рипли, - усмехнулся Экерман.

- Чего?

- Фраза из того времени, которое ты не застала. Она значит, что в это сложно поверить, но прямо перед тобой неопровержимые доказательства. Когда я только начал изучать этих созданий, больше всего меня интересовало их оружие. Подумай об этом. Огненные шары импов имеют стопроцентно органическую природу.

- Мы тоже зовем их импами. Ну, еще иногда колючками.

- Угу. Тыквы, как вы их зовете, швыряются шарами концентрированной кислоты и горючего газа. А вот почему эти огромные создания носят пушки, так похожие на те, что использует земная артиллерия?

Никогда об этом не думала. Если кто-то пытается зарезать меня, я не интересуюсь, откуда он взял нож. Интересоваться – работа доктора Экермана.

- Все эти военные примочки выглядят на них неуместно, - продолжил он. – Если они сами способны производить энергетические снаряды и управлять ими, зачем им приспособления, которые требуют припасы извне?

- Поняла, - сказала я взволнованно. – Это как если Годзилла решит имплантировать ракетницы себе в руки.

- В точку, Джилл. Ты и правда умная девочка.

Я не хотела слушать его комплименты, я хотела развивать тему.

- Вы уверены, что они берут пули и ракеты извне? Может быть, патроны тоже растут где-нибудь на их телах?

Экерман отвлекся от монитора, на котором светился отчет о вскрытии монстра, и снял очки.

- Вот лучшее доказательство того, что ты самый ценный сотрудник из всех, с кем я работал. К тому же, ты можешь помочь мне, ну, в общении с Кеном. Его врач говорит, что пройдет какое-то время, прежде чем он придет в норму, но он был как никто другой близок к пониманию тех аспектов их биотехнологии, постичь которые больше не по силам никому.

Я кивнула.

- Теперь вспомнила. Кен говорил нам, что ракеты, пушки и другие приспособления были украдены ими у захваченных рас. Если пушка отделена от монстра, значит, она не выросла на нем.

- А если имплантирована в его плоть, значит, как-то выращена, - закончил Экерман мою мысль. – Сначала они украли наше оружие, а потом модифицировали его по своим биотехнологиям.

Он снова повернулся ко мне спиной, и я заметила на его халате красно-желтые разводы. Мне не хотелось спрашивать, что это такое.

- Что нам действительно нужно, - усмехнулся доктор, - так это живой экземпляр такого громилы.

Он что, совсем поехавший? Я задала очевидный вопрос:

- А вы сможете держать его в узде?

- Мы уже управляли живыми мертвецами, которых нашли здесь. Забавно звучит, не правда ли? Живые мертвецы.

- Вы держите здесь зомби? – у меня отвисла челюсть.

- Естественно. Но их легко контролировать. У них нет сверхчеловеческой силы и с ними легко бороться.

- А вы сами когда-нибудь с ними сражались?

- Ну, не совсем. Но я их изучал.

- Поверьте мне на слово, доктор: они опаснее, чем кажутся.

- Но они управляемы. Это все, что я хочу сказать. Если бы у нас был живой кибердемон, пришлось бы основательно поломать голову, придумывая способ его сдерживать. Мы бы столкнулись с той же проблемой, если бы наш манкубус был жив. Насколько я знаю, вы зовете их толстяками.

- Вы тут держите целого толстяка?

- Он мертв, к счастью. И он медленно разлагается, в отличие от той особи, которую ты видишь здесь.

Я улыбнулась.

- Они и живые так ужасно воняют, что я представить не могу, какой запашок царит около их гниющих тел.

- Их смрад напоминает одновременно гнилую рыбу, кислый виноград и пропахшую потом старую раздевалку. Пойдем, сама убедишься.

Брать меня за руку не было необходимости, но я ему позволила. Он был похож на дружелюбного дядюшку, который хочет похвастаться своим подземельем ужасов. Мы прошли мимо секции с летающими черепами, горящими как шлем адского байкера. Всегда хотела мотоцикл.

- А как вы называете Клайдов?

- Никак, - тут же ответил он. – Мы полагаем, твои друзья ошибались, думая, что они – продукт генной инженерии. Есть мнение, что это земные предатели, которых особым образом обработали, чтобы те стали послушнее.

Толстяк лежал за стеклом и был похож на мясной рулет, который оставили на солнце. Металлические пушки, заменявшие ему кисти рук, были отделены от тела и сложены рядом с монстром как огромные фонарики. Без них толстяк выглядел жалко.

- Сюда их запах не доходит, но если хочешь зайти…

- Нет уж, спасибо, - усмехнулась я, неуверенная, шутит он или нет. – Даже на живых мертвецов смотреть приятнее.

Зря я это сказала.

Доктор провел меня в дальний конец хранилища, где я наконец увидела и других людей в лабораторных халатах. Мне уже начинало казаться, что все это место принадлежит одному Экерману с его монстрами. Мы вышли в коридор. Видимо для зомби выделили отдельную секцию.

Как я уже упоминала, что хорошо в ученых, так это то, что они не говорят с тобой как с ребенком. Экерман завел свою очередную лекцию, и мне это нравилось.

- Самое интересное в изучении зомби – их остаточные речевые конструкции. У нас есть много часов записей их разговоров. Одни без остановки твердят про вторжение, про загадочные врата и великие армии за ними, другие повторяют фразы, которые часто говорили при жизни. Члены последней тестовой группы не говорили вообще ничего. Мы пытаемся выяснить, сохранились ли у них остатки разума после трансформации.

- Нет, - произнесла я так твердо, как могла. – В них не осталось ничего человеческого.

- Понимаю, что ты чувствуешь, - ответил доктор. – Нам всем проще думать, что мы не убиваем живого человека, спуская курок и выпуская пулю в зомби.

Я покачала головой.

- Нет, не понимаете. Я убью любого урода, который посмеет предать нас, хотя изменники все еще живые люди. Для меня не проблема нажать на курок, стоя напротив какой-нибудь твари из правительства, которая помогала демонам.

- Хорошо, не горячись, - сказал Экерман совершенно другим тоном. – На самом деле я говорил только за себя. Мне проще работать с этими… эм… зомби, когда я уверен, что в них уже нет ничего человеческого.

Арлин говорит, что иногда я бываю настоящей нахалкой, и сейчас я решила отыгрывать эту роль до конца. Я спросила:

- Какая вам разница, доктор, если при жизни они не были гениями?

Он засмеялся вместо того, чтобы разозлиться.

- А ты не так проста, Джилл. Мне следует тщательнее следить за языком, разговаривая с тобой. Думаю, мы сработаемся. Начать можем прямо сейчас: как думаешь, почему некоторые большие монстры способны соображать?

- Вы имеете в виду пауков?

Не было необходимости объяснять ему, про кого именно я говорю.

- Очевидно, всех монстров. Капрал Таггарт говорил, что на Фобосе встретился со словоохотливым импом.

Это была моя любимая тема.

- Мы удивлялись их умственным способностям еще когда были на задании в Лос-Анджелесе.

- И каково твое заключение?

Я вдруг осознала, как долго мы уже ведем беседу.

- Сколько нам еще идти?

- Недолго. Только не спрашивай без конца, пришли мы уже или нет, иначе я опять буду думать о тебе как о ребенке.

- Здесь где-нибудь есть туалет?

- В паре шагов от клетки с зомби, - нетерпеливо ответил он. - Так каково твое заключение?

- Всякий раз, когда тупая тварь произносит слова, где-то должна быть тварь умная, которая ему эти слова посылает.

- Как радиопередача. У нас есть похожая теория. Как думаешь, пауки способны соображать самостоятельно?

- Откуда мне знать.

- Они тоже могут лишь принимать чьи-то сигналы.

- Расскажите про ваших зомби, - мне стало по-настоящему интересно. Мы прошли приличное расстояние, а я до сих пор нигде не видела шевелящихся трупов.

- Ну, всего их тринадцать. Мы провели идентификацию их личностей. Ты ведь знаешь, что в наши дни невозможно бесследно уничтожить какую-либо информацию.

- Да уж, монстры не могут пробивать дыры в информационной сети. Даже своими жирными задницами.

- Они замедлили наше движение вперед, но совсем остановить нас не смогут.

- Да мы сами кого хочешь остановим!

- Умница, Джилл. Так о чем я? Ах да. Один из них при жизни был редактором по имени Андрес Морсен. Он повторяет фразы, связанные с его специальностью. По крайней мере мы думаем, что он им был. Одна из женщин – Мишель де Люд, блондинка. Она постоянно говорит о том, что должна успеть в Лас Вегас на свою свадьбу. Марк Стивенс содержал книжный магазин. Батлер Шэффер был юристом. Тина Карос – помощница адвоката. Она брюнетка. Обе женщины были очень привлекательными при жизни, грустно видеть их сейчас в таком состоянии. Восемь оставшихся – моряки, которые остановились прямо здесь, на Гавайях. Один тучный мужик получил от своих друзей кличку Большой Ли. Не могу вспомнить имена остальных.

Экерман, возможно, когда-то работал учителем. Он пробудил во мне желание познакомиться с его особенным классом – классом мертвых учеников. Я с нетерпением ждала этого… пока дверь с пометкой «Строгий режим охраны» не открылась, и массивная фигура, появившаяся на пороге, не снесла доктору голову огромным тесаком.