7

Никогда не признаюсь в этом Арлин, но меня впервые посетили сомнения насчет моей веры. Я не хочу стать Альбертом – агностиком. Мне нужно отгородить свое видение мира от этого. Когда я закончу набирать это сообщение, тут же удалю его и напишу Арлин настоящее бумажное письмо. Глупо наверное писать письма тому, с кем можешь поговорить лично, но я теряю дар речи, когда смотрю в ее зеленые глаза. Я просто не в состоянии выложить ей все это, когда она выгибает правую бровь дугой и улыбается, такой же задорной и горячей улыбкой, как ее пылающие рыжие волосы. Она предлагала мне познакомиться поближе, и все что я мог в тот момент – толкнуть пафосную речь о своей религии. Она была первой, кого я увидел после операции. Врачи сделали все что смогли, но мне даже не нужно было смотреться в зеркало, чтобы понять, что до конца жизни я буду щеголять шрамами. Мое лицо будто в огне. Оно так и будет гореть вечно, от разъеденного кислотой лба до щек и подбородка. Что ж, по крайней мере я не так уродлив, как демоны. В этом они дадут мне фору, даже если я превращусь в зомби.

Я знаю, что глупо беспокоиться о своей внешности, когда я мог ослепнуть на всю оставшуюся жизнь. Да простит меня Господь за мое тщеславие.

Арлин не давала мне гнить от жалости к себе. Она склонялась над моей койкой, улыбаясь как ангел и целуя мое измученное изуродованное лицо.

– Ты навсегда останешься моим Альбертом, – говорила она шепотом, чтобы ее не слышал никто кроме меня.

Мы испытали то, что удавалось немногим смертным. Мы познали гнев паука. Мы почувствовали вкус серы пожирателей огня (представить не могу, почему ученые окрестили этих существ «Арквилями»). Вместе с ней мы удобряли землю склизкими кишками тыкв и адских принцев. Я был готов переплыть море из крови вместе с этой женщиной. Но когда она повернулась ко мне, предложив провести рукой по ее высоким скулам и поцеловать, я отстранился.

Наверное она считает меня идиотом. Арлин – женщина, которая показала себя мужественнее многих мужчин в этом мужском мире, и она не придавала особого значения внешней красоте человеческого тела. Заботиться о своем внешнем виде – по большей части женский удел. Они проходили через ад еще до начала войны, и им наверное было странно видеть мужчин, сознательно погружающихся в этот багровый кровавый океан. Впрочем, можно ли сравнивать колыбель с лисьей норой? Я вырос с верой в то, что высшее предназначение женщины – привносить в этот мир детей. Церковь поощряла такой взгляд на мир. Я уважаю женщин – военных, но вместе с тем не могу избавиться от мысли, что они уклоняются от своих прямых женских обязанностей. Им легче умереть на поле боя, чем растить детей. Если женщина служит офицером, представляет власть в таком виде, каким Бог наделил ее в отношении ее детей.

И тут появляется Арлин Сандерс. Крепкая и высокая женщина, задирающая голову так, словно ее волосы вьются до самой талии, демонстрирующая длинную шею и плотно сжатые челюсти и взваливающая на свои плечи такую же ответственность, которая лежит на любом мужчине. Так и быть, сделаю вид, что сегодня утро после Хэллоуина и помогу ей расправиться со всеми тыквами. Но я не дотронусь до нее голой рукой.

Если подумать, я ничуть не сомневаюсь в Книге Мормона. История показывает, что и мужчины, и женщины на этой планете предназначены для семейной жизни и воспитания детей. Когда мы забываем про это, то становимся несчастны. Когда мы делаем то, что должны, то познаем такое счастье, которое и не снилось ни одному гедонисту.

Полагаю, моя проблема в том, что меня уже искушали раньше. Но женщины, которые предлагали мне быстрый секс без обязательств, не были достойны моего уважения. Они никогда не встречались с демонами из глубин космоса. Им никогда не приходилось делать выбор в духе «сейчас или никогда», жертвуя своей жизнью ради товарища и выживая только потому, что товарищ поступил так же. Я встречал женщин твердых как скалы, но рядовой первого класса Арлин Сандерс была самой твердой и неприступной из них.

Отвергать ее тем больнее, ибо если бы ей понадобилось хоть что-то еще, меня бы не пришлось просить дважды. Как она может относиться к акту любви так поверхностно? Я знаю многих мужчин, которые не упустили бы этот шанс, но по-видимому ее они не интересуют. Мое паршивое везение в своем стиле… Она нравится мне, потому что знает, что я скажу «нет».

Даже в старшей школе за мной бегали чирлидерши. Высокий рост и выпирающие мускулы дают вам большое преимущество перед сверстниками. Умные парни решили, что я глупец, и оставили меня в покое. Это было еще одно преимущество.

Я хочу семью. Я хочу любящую жену, которая подарит мне детей. Это так просто, но я не могу облачить свои мысли в слова. Слова – хрупкие инструменты. Когда вы пытаетесь обратить их в оружие, они часто ломаются. Я не могу написать Арлин сейчас, просто потому что не подберу подходящих слов. И я молюсь, что к тому моменту, как я пойму, что хочу сказать, мы все еще будем вместе.

В мире настоящих чудовищ мы лишены роскоши терять время попусту. И это явно неподходящее время, чтобы задавать вопросы о своей вере. В один прекрасный момент я вдруг понял, что не могу больше управлять своими страстями. Возможно, я даже мог бы построить будущее, в котором у меня будет семья.

Читая однажды в библиотеке мормонов, я наткнулся на интересное предложение, которое поневоле запомнил сразу и надолго. Не помню его автора, но оно гласило: «Все счастливые семьи похожи, а каждая несчастная семья несчастна по-своему». Думаю, автор имел в виду, что счастье – следствие любви, а любовь основана на наших действиях. Так же, как и вера.

Как я скажу Арлин, что мне нужно все или ничего? Особенно когда она уже дала мне больше, чем я заслуживаю. И как мы вообще можем принимать далеко идущие решения в таком мире, как этот? Моя версия ада на Земле выглядит как мир, в котором Арлин во всем права, а я – нет. Дано ли нам право планировать что-то на будущее? Если бы мы были последними людьми во Вселенной, полной монстров, у нас была бы законная причина попытаться прожить вместе тот небольшой промежуток времени, который был отпущен нам на этом свете. Но наши жизни не принадлежат нам. Они принадлежат Корпусу Морпехов. Один, два, три, четыре, наша любовь к морпехам все шире. Как и Флай, она любила службу больше, чем я. В этом они схожи.

Правила, по которым мы живем, строже, чем в любом монастыре. Я принял обет безбрачия. А вот Арлин Сандерс останется мирской женщиной – как на этой планете, так и на любой другой.

Но я достаточно честен с самим собой, чтобы признать, что не собираюсь ничего менять. Если завтра кто-то докажет мне, что вера мормонов – ложь, понятия добра и зла не утратят для меня прежнего смысла. Я не поставлю человеческие отношения в один ряд с каждодневными делишками – я слишком серьезно воспринимаю их. И я не прекращу верить в свои моральные принципы, даже если на свете нет никакого руководства, написанного господом Богом.

Я молюсь, чтобы в один день Арлин поняла, как безоговорочно я верю в нее. Мне вдруг стало понятно, что я не смогу написать ей письмо. Мне нужно сказать ей обо всем лично. Я просто обязан набраться мужества и стоять за свои убеждения, несмотря на все мои отговорки.

Я собираюсь сделать ей предложение.

– Арлин, берегись!

Противный голосок в моей голове никогда не заткнется и, кажется, будет вечно повторять, как глупо было идти куда-то, не вооружившись до зубов. Арлин и я с самого первого дня захвата Фобоса не чувствовали себя достаточно безопасно, чтобы выходить куда-то безоружными. Мы даже подшучивали друг над другом насчет похода на пляж с оружием. Я был бы не против увидеть ее с милым кольтом 45 калибра, привязанным к ноге, который оставит след на ее практически обнаженном теле. Мы с ней просто приятели, но я еще не потерял способность воображать.

Здесь у нас оплот человечности. Здесь мы не чувствовали себя как негр-бандит в окружении белых копов – ситуация, которую офицер полиции мог бы охарактеризовать бы как «богатая мишенями». Здесь мы могли распустить волосы (шутка, если вы стрижетесь как морпех) и ходить голыми – что в нашем случае значило не без одежды, а без оружия.

На пляже нам ничего не угрожало, кроме разве что ленивых акул, которых мы заметили сразу перед тем, как войти в воду. Не было никакой нужды в огневой поддержке после того, как мы прошли проверку безопасности. Нам нужны были только большие банные полотенца, потому что кондиционер внутри работал на полную катушку. Это все еще был наш оздоровительный выходной, и никто из нас не горел желанием снова надевать униформу. Никогда в жизни я не любил носить гражданскую одежду больше.

Мы не ожидали неприятностей, когда пошли искать Джилл. Лаборатория монстров Экермана была намного ближе, чем Альберт, который «ушел в город», и Арлин полагала, что ее поклоннику нужно время, чтобы побыть одному.

Так и было, пока мы не зашли в подразделение биологических исследований, где раньше тренировались морпехи. Появилось ощущение того, что что-то тут не так. Может, оно возникло потому, что мы не увидели столько людей, сколько их здесь было раньше. Но когда я увидел спину женщины – лаборанта, ощущение переросло в уверенность. Ее длинные темные косы были оборваны и окрашены во что-то зеленое. У нее была отличная фигура, и здравый смысл подсказывал мне, что она никогда не доведет свою прическу до такого состояния. Ее лабораторный халат был помят и ужасно грязен, хотя, как я знал, адмирал всегда содержал свой корабль в чистоте и не допустил бы такого разгильдяйства здесь.

Арлин прибавила шагу, повернувшись в сторону лаборанта. Когда женщина шевельнулась, я не мог поверить, что Арлин не заметила ее спутанные волосы и грязный халат. В конце концов, моя лучшая подруга была не только великим воином, но тоже женщиной.

Я открыл рот, чтобы предостеречь ее, но быстро понял, что мне нечего беспокоиться. Арлин распласталась на земле, и я стал более уязвимой мишенью, чем она. Беспокоиться мне стоило прежде всего о собственной шкуре.

Повернувшись боком, я вжался в стену аккурат в тот момент, когда Арлин сделала первый выстрел. В нашей ситуации она поступила именно так, как и должна была. У зомби дерьмовая реакция. Кроме того, даже у сильной женщины возникли бы проблемы, попытайся она помешать Арлин подняться с пола. Вытянутой как у Статуи Свободы правой рукой она достала оружие из холодной кобуры и приготовилась ко второму выстрелу.

Следующие несколько секунд подтвердили правдивость поговорки «практика – путь к совершенству». Мы оба немного подрастеряли навыки. Только так я мог объяснить то, что женщина-зомби смогла удрать, отобрав у Арлин возможность пристрелить ее с удобной позиции у стены – правда, тем самым подарив нам время поднять с пола пушку и разрядить очередь в бледно-голубое лицо нашей красавицы.

Передвигалась она очень быстро – по правде говоря, быстрее, чем любой из мертвецов, которых я встречал до этого. Она кричала что-то странное о том, что должна явиться в суд. Женщина-лаборант метнулась через дверь слева от меня, прежде чем Арлин смогла достать ее с тыла или я – подобраться спереди.

– Тупые идиоты! – заорала Арлин. – И это они называют безопасностью?

Меня это тоже разозлило, но я относился к ошибкам наших гениев лояльнее, чем Арлин. После того, как ублюдок Вимс на моих глазах приказал уничтожить всех монахов в Кефиристане, я стал спокойнее относиться к простой некомпетентности.

Ученые хотели исследовать и изучать все, до чего только могли дотянуться. Я и не ожидал, что все у них будет гладко. Сейчас что-то пошло не по плану, а значит, для нас с Арлин появилась работенка.

Моя напарница уже подняла с пола револьвер 38 калибра. Мне понравилась идея вооружиться чем-нибудь помощнее при первой возможности.

Крик с другой стороны двери привел нас в чувство. Проводить разведку – непозволительная роскошь, а возвращаться в оружейную значит отлынивать от важной работы.

Мы прошли в дверь вместе. Арлин направила ствол перед собой как сигнальный огонь правды со своим особым типом пламени. Но она не выстрелила сразу. Моя напарница боялась зацепить женщину, которую наша ходячая мишень разделывала как индейку на Рождество.

Жертва смотрела куда-то в нашу сторону, не замечая ничего перед собой. Разбитая мензурка в руке зомби поглощала все ее внимание. На руках и груди были заметны глубокие порезы.

Положение в комнате не позволило нам как-то повлиять на события нескольких следующих секунд. А большего зомби и не требовалось.

Лаборант рубанула импровизированным ножом по бледной шее жертвы. Кровь фонтаном брызнула из раны, испачкав руку, сжимающую осколок стекла. Словно на нее вылили ведро красной краски.

С грацией профессионального танцора Арлин сделала несколько шагов внутрь комнаты и приставила ствол к уже мертвой башке. Ходячий кусок мяса мог бегать со скоростью атлета, но пуля все равно была быстрее. Арлин нажала на курок. Кровь вперемешку с мозгами покрыла жертву с головы до ног, но бедной женщине было уже все равно. Она еще дергалась, но нам было понятно, что ее не спасти.

– Жаль, что никто из здешних ученых этого не видит, – сказал я, указывая на тела. Даже с выбитыми мозгами зомби-лаборант продолжала извиваться на полу – в ней еще теплилась жизнь. Я замечал такое и раньше. Казалось, это свойственно только высокоранговым зомби, наиболее инициативным из них.

– Быстрая же тварь, – сказала Арлин, кивнув в сторону женщины, которую мы не спасли. – Будь на мне ботинки, размолола бы мертвяка в кашу прямо здесь.

Арлин не стала добивать зомби ногой – вместо этого моя напарница потратила еще один патрон. Я мог ее понять: обстоятельства заставили нас как можно скорее вернуться в режим машины для убийства.

А потом до наших ушей донесся еще один крик, в котором мы оба узнали голос Джилл.