8
– Флай, мы должны спасти ее!
Арлин тоже услышала нашу девочку. Мы оба начинали думать о Джилл как о собственном ребенке. О нашей ответственности за нее. И мы не могли пройти через все это лишь для того, чтобы позволить ей умереть сейчас.
– За мной! – крикнул я и помчался на голос.
Второй зомби уже ждал нас в коридоре – на этот раз мужчина. Этот был более разговорчив. Он не бормотал ничего про Ворота и вторжение, твердя вместо этого: «перепиши и принеси на рассмотрение». Я не дал ему возможности повторять свою мантру дальше. Пистолет был только у Арлин, а я сердился сам на себя за то, что не успел спасти женщину в соседней комнате. Иногда я люблю переходить на личности.
Я почувствовал, как побежали мурашки по спине, когда врезал по сине-серой морде. Морпехам не полагалось прикасаться к этой вонючей оболочке, которая когда-то была человеческой кожей, но меня переполняла злость. Хруст сломанного носа привнес добра и спокойствия в мою душу.
В отличие от жертвы Арлин, этот мертвец двигался медленно. Я мог идти намного медленнее, но, почувствовав мощный приток адреналина, сделал то, что никогда раньше не делал с этими придурками: пару раз врезал ему. Никакого каратэ, никаких отвлекающих хуков, никакой специальной техники. Я просто от всей души звезданул ему по морде, искренне надеясь, что мертвец улетит обратно в ад, откуда и прибыл.
– Флай! – Арлин стояла прямо за мной.
– Секунду.
– А как же Джилл?
Черт возьми. Как я мог так просто забыть о ней? В том, что я прирожденный воин, определенно есть свои недостатки.
– Бегу! – заорал я, возобновляя свой марш-бросок в двадцать (тридцать? сорок?) метров к спасению Джилл. Дистанция в моей голове измерялась в убийствах на метр пути[1]. Я не потрудился оглянуться, когда услышал столь приятный слуху грохот выстрела, с которым Арлин ввела смертельную инъекцию свинца в гнилую башку. Она не теряла форму. Я не замедлял шаг, но вскоре она уже бежала рядом со мной.
Охранника мы нашли мертвым, привалившимся к стене. Убили недавно. Кровь еще капала с его руки на М1. Тупицы зомби даже не потрудились поднять оружие. Я схватил пушку на бегу, и мы с Арлин вломились через дверь, готовые ко всему чему угодно.
Все что угодно заключалось в зомби, который вскрывал несчастного хирурга его же инструментами. Я выстрелил в мертвеца шестью маленькими круглыми скальпелями калибра 30-06, после чего тот «раскрылся» нам совсем с иной стороны, нежели доктору.
– Я могу спасти его, – сказала Арлин, одновременно со мной заметив удобную аптечку. В Кефиристане она заштопала уйму брюшных ран. Прежде чем я успел что-то сказать, она упала на колени, подхватив вывалившийся кишечник и запихивая его обратно в бедного хирурга. К счастью, тот потерял сознание. К еще большему счастью, Арлин умело обращалась со скользкими предметами.
Ответственность за спасение Джилл – если еще не поздно ее спасать – ложилась на мои плечи. Будто по команде, девочка снова закричала. Я вознес молитву благодарности сестре Беатрис, самой строгой монахине, которая была в моей школе. Она не уставала повторять, что без ответа не остаются только те молитвы, которые произносишь во имя чьего-то спасения. Я побежал. Помчался. Да будь моя воля, я бы, черт возьми, взлетел.
Когда я увидел Джилл, она была еще жива. Я чуть не споткнулся о голову доктора Экермана, которая уставилась на меня с выражением сильного удивления на лице. Поскользнувшись в луже крови, я выронил М1 и оказался за спиной самого огромного зомби из всех, которых когда-либо видел. Этот урод загнал Джилл в угол и пытался достать ее своим мясницким тесаком. Та отбивалась от него железным стулом, как укротительница львов. В этом были свои преимущества: мертвяк не мог размахивать ножом в полную силу, и Джилл уворачивалась от него, отскакивая в нужный момент.
Я прыгнул на спину так называемого льва, и он повалился вперед.
– Флай! – крикнула Джилл, отскочив в сторону. Именно так, одно только мое имя. Но она вложила столько благодарности в это слово, что я почувствовал себя рыцарем на белом коне, суперменом и Зорро в одном лице.
– Беги! – крикнул я, поскольку ее путь к отступлению был теперь свободен.
– Ни за что!
Вот же непослушное дитя! Она любила таким образом показывать мне язык. Впрочем, трудно было продолжать злиться на нее, когда она попыталась поднять оружие с пола. Мертвый увалень был медлителен, и мы не собирались давать ему все время мира.
Джилл направила ствол на нашу проблему и спустила курок. Ничего не произошло. Либо Джилл делала что-то не так, либо оружие заклинило. Зомби был все еще сосредоточен на ней, даже когда я снова оказался за ним. Джилл посмотрела на меня с выражением побитой маленькой девочки, словно говоря: я бросила свой замечательный железный стул только для того, чтобы поднять пушку, которая даже не стреляет?
Тесак до сих пор был в руках у толстяка, и увалень мог добавить голову Джилл к своей коллекции, просто взмахнув им. Меня взбесило то, что все мои героические усилия только сделали положение Джилл еще хуже. Я делал то, что должен был. Увалень стоял недалеко от меня, и я даже мог пнуть его между ног. Хотел бы я быть сейчас в своих военных сапогах, а не в кроссовках. И хотел бы я, чтобы он был живым, ведь мертвяк обратит на такой удар не больше внимания, чем на укус комара. Но это лучшее, что я мог сделать.
Бородатый увалень повернул свою голову в мою сторону, и это все, что было нужно Джилл. Она схватила дуло обеими руками и взмахнула оружием с мастерством бейсболиста-профессионала. Деревянная рукоятка раскололась о гнилую шею. Мертвец был выведен из равновесия. Когда он повернулся, я услышал хруст: Джилл повредила его шейные позвонки. Вот умница! Мертвец упал на колени. Прежде чем он успел встать, я заехал ему по спине приемом каратэ. Некогда сейчас играть в Джорджа Формана. До сих пор мы его замедляли, теперь пора перейти к более серьезным действиям.
Джилл мыслила в том же направлении. Едва зомби упал, она выхватила тесак из его лап и принялась лупить им по его шее.
– Эй, осторожнее! – крикнул я. – Ты меня чуть не задела.
– Извини, – произнесла она, задыхаясь. Тем не менее, она продолжала махать тесаком, срубая гнилую плоть вокруг головы и шеи мертвеца. Я не собирался говорить ей, что ей не хватит силенок завершить начатое. Толстяк не собирался вставать, и я хотел быть уверен, что он не встанет больше никогда.
Как только М1 снова оказалась в поле моего зрения, я понял, что зомби больше не стремятся нас побеспокоить. Было что-то жуткое в том, что голова доктора Экермана лежала на полу и пялилась на нас. (Морпехи обычно не говорят «жуткое», но доктор был, черт возьми, действительно жуткий человек.)
Я подобрал М1. Оружие заклинило, и Джилл использовала его как дубинку. Я прочистил затвор. Этой пушке нужно дать еще один шанс.
– Извини, – сказал я Джилл, пытаясь задобрить Великого Отсекателя Голов. Тесак немного затупился, а у Джилл не хватало массы. Она протянула мне свое орудие, но я отказался, выпустив вместо этого одну пулю в упор из М1. Голова толстяка лопнула как спелая дыня. Кровь, брызнувшая на меня, была совершенно нового для меня цвета.
– Пушку заклинило, – констатировала очевидное Джилл.
– Я вижу.
– Но я не делала с ней ничего плохого!
– Я не говорю, что это твоя вина. Может, если постучать им по мертвяку еще раз, оно придет в норму.
– Ладно. Я просто хочу, чтобы ты знал: я не виновата в том, что ее заклинило.
Временами Джилл напоминала мне своим поведением, что она еще подросток. У меня не было настроения слушать ее оправдания. Одному Богу известно, сколько мертвяков еще разгуливает по зданию. Нам нужно было вернуться в Арлин. И еще я беспокоился за Альберта. Мы стали словно одной семьей.
В моей военной карьере бывали моменты, когда я привыкал к зловонию смерти. Стоит наверное поблагодарить за это ребят из «Косы Славы» и их приятелей из «Сияющего пути». Но я никогда не привыкну к запаху тухлых лимонов, которым смердят зомби. Сильнее всего он обжег мои ноздри, когда голова дважды мертвеца лежала у моих ног.
Едва придя в себя, я понял: отпуск окончен. Меня зовут Кен. Когда-то у меня была семья, но до этого дня дожил я один. Когда-то я катался на велосипеде каждый день. Плавал. Ел из тарелок и пил вино. Пел песни. Занимался любовью.
Сейчас я – кибермумия. Кукла Кен. С меня сняли повязки и удалили некоторые инородные объекты из моего тела, но я чувствую, что из-за пришельцев стал в меньшей степени человеком. Доктор Экерман думал иначе, но я больше не чувствую себя полноценным человеком. Доктор Уильямс, начальник, говорит, что меня приведут в норму, но я ему не верю. Он и представить не может, насколько важно выиграть войну. Я могу принести ему большую пользу, оставаясь там, где я есть, и тем, что я есть. Команда медиков пытается скрыть от меня свои выводы, но я могу подключиться ко всем их компьютерам.
Они говорят, что меня довольно просто снова сделать физически активным. Они могут перестать кормить меня внутривенно и потихоньку приспосабливать мой организм к регулярному питанию. Простая операция на мозге вернет мне подвижность, но есть определенный риск – не для меня, а для их проекта. Биотехнологии пришельцев могут повредиться или отключиться вовсе, если я снова стану нормальным, как прежде. Поэтому они не торопятся.
Между тем, я прикован к кровати и подключен к компьютерам, за исключением того времени, когда они рискуют пересадить меня в моторизованную инвалидную коляску. Но я не жалуюсь. Не говорю о своем состоянии с Джилл, когда она приходит навестить меня – а она приходит чаще остальных. Не жалуюсь Флинну, Арлин или Альберту, когда приходят они. Эти люди меня спасли и заботятся обо мне, так что я не вижу причин лишний раз беспокоить их.
Хранить в тайне свою сокровенную мечту – отличный трюк, который я выучил еще будучи ребенком. Я никому не говорю, как сильно хочу снова стать тем человеком, которым был раньше. Мой дядюшка проводил отпуска со своей семьей на Гавайях. Он рассказывал об островах, когда навещал нас, и я очень хотел попасть сюда. Ирония в том, что теперь это, возможно, последнее место на Земле, где все осталось таким, каким он помнил. И я не мог просто выйти и увидеть это, пока еще есть время.
Я подключаюсь ко всему, к чему могу подключиться. Экран мерцает и сообщает мне, что Гавайи – группа островов, растянувшаяся на три сотни миль в центре Тихого Океана. Я узнал о том, как их открыли европейцы, как после этого острова стали пятидесятым штатом США. Я помню, как дядя говорил, что название самой популярной здесь рыбы трудно произнести. Я нашел информацию о ней и лишний раз убедился, что мой дядя был честным человеком.
Хумумунукунукуапуа. Я прочел все о короле Камеамеаи и завидую тому, насколько проще ему было обойти все острова. Но хватит уже себя жалеть. Я не против быть полезным. Я не уверен, что это то же самое, что и отдавать свой боевой долг, но мне уже наплевать. Это место может быть последним убежищем для человечества.
Я ненавижу ложь. Все, в чем силен военный в условиях кризиса – это ложь. Храбрые солдаты не хотят об этом слышать, и я никогда не буду говорить им подобное. Нет смысла обсуждать это и с циничными старшими офицерами – особенно с теми, кто решил использовать меня, не будучи честным в своих намерениях.
Мне нравятся мои новые друзья. У них есть честь. Они смотрят на мир чистым взором, и никакая грязь или кровь не может быть им в этом помехой. Они верят, что сражаются за нашу индивидуальность. За свободу. Если человечество выживет, они столкнутся с серьезным разочарованием. Я просматривал их файлы. Таковы планы.
Кроме того, я ближе к будущему, чем те, кто спас меня. Я пойман в ловушку внутри самого себя. Должно быть, что-то глубоко в моей душе умерло, когда я был в лапах захватчиков. До того, как они изменили меня, я был в ужасе от планов на будущее адептов Новой Евгеники. Они не хотят, чтобы выжили все. У предателей были свои собственные планы по генетическому «улучшению» той части человечества, которая позволит выжить новым покровителям.
Новая Евгеника – план, разработанный на стороне людей. Отличными ребятами. Теми, кто сражается с захватчиками. Кто знает, может они создают и других таких киборгов, как я! И эта полная уверенность в том, что подобные киборги будут служить на стороне выживших… такие воины, как Флинн и Арлин, будут избавлены от этой участи. Они родились, чтобы умереть на поле битвы. Они слишком ценны, чтобы использовать их в невоенных целях. Я читал о планах на них. Они еще не в курсе, но им недолго осталось ходить по Земле. Очень немногие имеют за плечами такой же опыт в ведении боев в космосе. Если Флинн это Флэш Гордон, то кто тогда Арлин? Барбарелла? Морпехи Таггарт и Сандерс будут следовать приказу, даже если шанс выжить пори этом один на сотню. Я бы хотел представить бюрократа – человеческого или еще какого – который говорит им, с кем им спать и сколько детей они должны завести. Их избавят от такого будущего, которое, на мой взгляд, неизбежно. Причем неважно, кто выиграет войну. Времена кризиса сотканы в аду – для тех людей, у кого есть план на любой случай.
Мы с Джилл не бросим Землю! Если Альберту повезет, он присоединится к Флаю и Арлин. Он слишком религиозен для того, чтобы остаться. Куда еще ему идти, когда он поймет, что здесь нет той стороны, за которую он будет бороться? Возвращаться в Юту? Он еще не знает о ней, но возможно, сегодня узнает.
На сегодня у них полно работы. Я видел на мониторе, Экерман и весь его персонал погибли этим утром. Так много всего произошло со вчерашнего дня.
Адмирал наврет всем, что это была попытка саботажа, даже несмотря на то, что по видеозаписям прекрасно видно: это элементарная небрежность персонала Экермана. Обычная некомпетентность привела к катастрофе. Естественно, все пленки будут засекречены. Выдуманный предатель поднимет боевой дух больше, чем некомпетентность. Едва ли я могу винить наших новых лидеров за то, что они тоже когда-то всему учились.
Кроме того, мои друзья получат кучу рассекреченных материалов, имеющих отношение к их следующему заданию. Они не должны быть слишком жадными – слишком большие порции рассекреченной информации могут вызвать несварение. Кроме того, полковник приготовит им замечательный десерт.
Я не должен относиться ко всему этому так плохо. Наши враги столь ужасны, что мы должны прощать недостатки тем, на чьей стороне боремся. Разве не это говорили, сражаясь с Гитлером? Роковые демоны, как их любит называть Джилл – идеальные враги. Прикрываясь борьбой с ними, мы можем делать все что угодно. Неправильно говорить, что мы творим ужасные вещи. Правильно сказать, как говорил Малькольм Икс: мы готовы идти к победе любой ценой.
↑ 1 В оригинале вместо «убийств на квадратный метр» стоит слово «kill-ometers» – игра слов kill (убивать) и kilometers (километры)
Комментарии
Тут пока нет комментариев. Будьте первым!